Создатель звезд - Страница 2

Прежде чем поставить точку в этом предисловии, я бы хотел выразить благодарность профессору Л.С. Мартину, мистеру Л.Х. Майерсу и мистеру Е.В. Рью за весьма полезную и доброжелательную критику, под влиянием которой я переписал многие главы. Даже сейчас я не решаюсь напрямую связывать их имена со столь экстравагантной работой. Если оценивать ее по стандартам художественной литературы, она необычайно плоха. Фактически, это вовсе даже не роман.

Некоторые идеи об искусственных планетах были предложены мистером Дж.Д. Берналом в его увлекательной книге «Мир, плоть и дьявол». Надеюсь, он не будет против того, как я ими воспользовался.

Мою жену я должен поблагодарить как за корректорскую работу, так и за то, что она была собой.

В конце книги я включил «Замечание о величинах», которая может оказаться полезной читателям, не знакомым с астрономией. Некоторым покажутся интересными наброски временных шкал.

Март 1937

О. С.

I. Земля

1. Начало

Однажды ночью, в расстройстве чувств, я забрался на вершину холма. Темный вереск цеплялся за ноги. Внизу колоннами выстраивались пригородные уличные фонари. Окна с опущенными занавесками, словно глаза с опущенными веками, смотрели свои сны – происходящую за занавесками жизнь. Из-за плоской темноты моря пульсировал маяк. Над головой – мрак.

Я углядел наш дом, наш островок среди буйного и горького потока бытия. Там в течение пятнадцати лет мы двое, такие разные, росли и выросли друг для друга, для взаимной поддержки и пропитания, в сложном симбиозе. Там мы каждый день планировали наши немногие начинания и делились событиями дня. Там накапливались письма, ждущие ответа, носки, ждущие штопки. Там рождались дети, эти новые вспышки жизни. Там, под той крышей, наши собственные две жизни, подчас несогласованные друг с другом, несмотря ни на что были едины – большей, более сознательной жизнью, чем по отдельности.

Все это, конечно, было хорошо. Однако была горечь. И горечь приходила к нам не только из внешнего мира; она появлялась и внутри нашего собственного магического круга. Ибо страх перед нашей тщетностью, перед нереальностью нас самих, а не только перед бредовостью мироздания, привел меня на этот холм.

Мы все время спешили от одного маленького срочного дела к другому, но результат получался незначительным. Быть может, мы зря растратили все наше существование? Быть может, жили по неправильным понятиям? И, в частности, этот наш союз, эта, кажется, такая прочная опора для деятельности в этом мире, не был ли он на самом деле не более чем небольшим вихрем благодушного и давно привычного домашнего очага, бесполезно кружащимся на поверхности великого потока, не имея в самом себе ни глубины бытия, ни значения? Неужели мы все это время обманывали сами себя? Неужели за этими закрытыми окнами мы действительно, как и многие другие, всего лишь проживаем сон? В больном мире даже здоровые больны. И мы двое, почти наизусть рассказывавшие друг другу нашу маленькую жизнь, не всегда с ясным пониманием, не всегда с твердым намерением, были порождениями больного мира.

Однако эта наша жизнь далеко не вся была призрачной и бесплодной выдумкой. Разве не была она сплетена из нитей действительности, которые мы собирали всеми приходами и уходами через нашу дверь, из нашего пригорода, города, других, далеких городов, со всех концов света? И разве мы не сплетали воедино подлинное проявление нашей собственной природы? Разве не была наша жизнь одной из нитей, вплетенных в невероятно сложную и непрерывно разрастающуюся паутину человечества?

Я размышлял о «нас» с тихим интересом и чем-то вроде легкого ужаса. Как мог я описать наши отношения даже самому себе, не унижая их, не оскорбляя безвкусными декорациями сентиментальности? Ведь этот наш хрупкий баланс зависимости и независимости, этот холодно критический, тонко подтрунивающий, но пронизанный любовью взаимный контакт был действительно микрокосмосом подлинной общности, был, в конце концов, в своей простоте настоящим и живым примером той великой цели, к которой стремится мир.

Весь мир? Вся вселенная? Над головой из мрака выступила звезда. Один робкий лучик света, выпущенный неизвестно сколько тысяч лет назад, сейчас искоркой ужалил мои нервы, а сердце – страхом. Ибо какое значение может иметь наше случайное, наше хрупкое, наше мимолетное сообщество в этой бесконечности?

И в этот момент меня непроизвольно охватило странное благоговение – не перед этой звездой, конечно, не перед этим горнилом, ложно освященным всего лишь своей чудовищной удаленностью, а перед чем-то другим, сообщенным сердцу ужасающей разницей между этой звездой и нами. Но что же, что это может быть? Разум, пытаясь заглянуть за звезду, не обнаружил там Создателя звезд, а только тьму; ни Любви, ни даже Власти – только Ничто. И все же сердце мое пело.

Я нетерпеливо стряхнул это наваждение и вернулся от непостижимого к знакомому и конкретному. Отбросив благоговение, а вместе с ним и страх и горечь, я решил более беспристрастно исследовать это замечательное «мы», эту удивительную данность, которая для нас была основой вселенной, хоть и казалась такой мелочью в сравнении со звездами.

Даже не имея в виду бесконечность расстояний вокруг нас, мы все же были слишком незначительными, пожалуй даже смешными. Мы были совершенно обыденным явлением, таким банальным, таким заурядным. Мы были обычной женатой парой, живущей вместе без лишних усилий. Брак в наше время дело вообще сомнительное. А наш, с его тривиальным романтическим происхождением, – вдвойне.