Создатель звезд - Страница 52

Идея межзвездных путешествий настолько завораживала, что иногда становилась навязчивой даже в высокоразвитых «утопических» мирах. Это происходило тогда, когда в организме этой цивилизации имелся какой-то микроскопический изъян, какая-то тайная и неутоленная страсть, не дававшая покоя разумным существам. И тогда раса могла стать помешанной на путешествиях.

В подобном случае организация общества подвергалась перестройке и со спартанской суровостью нацеливалась исключительно на претворение в жизнь новой общей идеи. Все члены общества, охваченные коллективным безумием, постепенно забывали об активном общении друг с другом и творческой умственной деятельности, которая до того была их главным занятием. Постепенно замирала вся работа духа, нацеленная на критическое и осторожное исследование вселенной и собственной природы. Основания же эмоций и воли, которые в пробудившемся мире, сохранившем рассудок, всегда являлись объектом глубоких раздумий, с течением времени становились все более и более непостижимыми. Потерявший покой коллективный разум такого мира постепенно переставал понимать самого себя. Он все отчаяннее преследовал свою призрачную цель. Все попытки исследовать Галактику телепатическим методом оказывались заброшены. Стремление к физическому исследованию принимало форму религии. Коллективный разум убеждал себя, что он должен любой ценой нести свою культуру всем обитателям Галактики. И хотя сама культура уже исчезала, такая вот идея являлась обоснованием политики этой цивилизации.

Здесь я должен кое-что пояснить, чтобы у читателя не сложилось неверного впечатления. Необходимо ясно понимать большую разницу между обезумевшими мирами, находящимися на относительно низком уровне умственного развития, и мирами, поднявшимися почти на высшую ступень. Слаборазвитые миры бывали помешаны на самом путешествии как предприятии, требующем отваги и дисциплины. Более трагичной была история тех немногих, почти полностью пробудившихся миров, которые оказывались помешаны на самих себе, на уровне ясности собственного мышления и на повсеместном распространении того типа общества и того образа мышления, которым восхищались они сами. Для них путешествие было всего лишь средством создания культурной и религиозной империи.

Я описывал их сейчас так, словно эти опасные миры действительно сошли с ума, сбились с пути умственного и духовного развития. Но на самом деле трагедия заключается в том, что безумными или злобными их считали другие, а самим себе они казались вполне здравомыслящими, практичными и достойными. Время от времени и мы, ошеломленные исследователи, почти верили в это. Мы входили с этими мирами в настолько тесный контакт, что могли понять, так сказать, скрытое здравомыслие их безумия или внутреннюю правоту их преступлений. Но описывать это безумие или одержимость я вынужден используя простые человеческие категории сумасшествия и вины; на самом же деле это были явления «сверхчеловеческого» порядка, ибо заключались в извращении умственных и духовных способностей, человеку совершенно недоступных.

Когда какой-либо из этих «обезумевших» миров встречался со здравомыслящим миром, он совершенно искренне выражал свои исключительно добрые и вполне разумные намерения. Он стремился лишь к культурному обмену и, по возможности, к экономическому сотрудничеству. Своим добродушием, разумным общественным устройством, динамизмом он завоевывал уважение другого мира. Каждый участник диалога воспринимал другого как благородное, хотя и несколько чуждое и отчасти непонятное орудие духа. Но постепенно здравомыслящий мир начинает понимать, что в культуре «обезумевшего» присутствуют некие скрытые и далеко идущие намерения – безжалостные, агрессивные и враждебные по духу, – которые и являются определяющими в его внешней политике. Примерно тогда же «обезумевший» мир с сожалением приходит к заключению, что его партнеру все-таки очень недостает понимания, что он равнодушен к самым высоким ценностям и добродетелям, а потому потихоньку «загнивает», и значит, ради его же блага, должен быть переделан или даже уничтожен. Таким образом, эти миры, несмотря на сохранившееся уважение и доброе отношение, осуждают друг друга. Но «обезумевший» мир не способен удовлетвориться только лишь критикой. Рано или поздно, это приводит к нападению ради священных целей в стремлении уничтожить пораженную злом цивилизацию другого мира или даже все его население.

Сейчас, когда все позади, когда произошло окончательное духовное падение «обезумевших» миров, мне легко называть их извращенными натурой, но в ходе первого акта этой драмы мы зачастую совершенно не понимали, какая из сторон проявляет больше благоразумия.

Некоторые из «обезумевших» миров погибли из-за безрассудной храбрости в навигации. Другие, не выдержав многовековых исследований, опустились в социальный невроз и гражданские войны. Некоторым все же удалось достичь цели и, совершив тысячелетний рейс, добраться до соседней планетной системы. Как правило, вторгшиеся при этом находились в отчаянном положении. Большая часть материи их маленького искусственного солнца была израсходована. Необходимость экономить энергию приводила к тому, что к прибытию на подходящую планетную систему на большой части их родной планеты воцарялся арктический климат. По прибытии они первым делом занимали подходящую орбиту и, как правило, несколько сотен лет восстанавливали силы. Затем исследовали соседние планеты, определяли наиболее подходящую для жизни и начинали приспосабливаться сами или приспосабливать своих потомков. Если (такое регулярно бывало) какие-нибудь планеты оказывались уже заселены разумными существами, то пришельцы рано или поздно вступали с ними в конфликт из-за права на доступ к полезным ресурсам планеты либо, более часто, из-за маниакального стремления пришельцев к насаждению своей культуры. Ибо при этом их представление о своей миссии, бывшее изначальным идеологическим основанием всего героического предприятия, окончательно превращалось в навязчивую идею. Пришельцы оказывались совершенно неспособны понять, что туземная цивилизация, хоть и менее развитая, чем их собственная, вполне устраивает самих туземцев. Как не могли понять и того, что их собственная культура, в прошлом бывшая выражением величия пробудившегося мира, несмотря на всю ее мощь и безумный религиозный фанатизм, к этому времени уже опустилась на более низкий, по сравнению с культурой туземцев, уровень в отношении всех наиболее важных проявлений умственной деятельности.