Создатель звезд - Страница 88

В других подобных вселенных существо получало только одну жизнь, которая представляла собой «зигзагоообразную линию», переходящую из одного временного измерения в другое в зависимости от того, какой выбор сделан. Если существо выбирало нравственность и силу духа, оно попадало в одно измерение, если же предпочитало слабость и безнравственность – в другое.

В одном невообразимо сложном космосе существо, оказавшись на распутье, начинало двигаться сразу по всем тропам одновременно, создавая, таким образом, разные временные измерения и разные истории космоса. Поскольку в ходе каждой эволюции космос был заселен большим количеством существ, и каждое из них постоянно оказывалось на перекрестке многих дорог, а комбинация направлений всякий раз была иной, – то каждое мгновение космического времени было моментом рождения бесконечного количества отдельных вселенных.

В некоторых вселенных существо могло чувственно воспринимать весь физический космос целиком со многих пространственных точек зрения или даже из всех возможных точек зрения. В последнем случае все разумные существа, конечно же, в пространственном смысле обладали идентичным восприятием, но отличались друг от друга уровнем проницательности или озарения. Этот уровень зависел от уровня умственного развития и характера конкретных существ. Иногда эти существа обладали не только вездесущим восприятием, но и вездесущей волей. Они могли предпринять определенные действия в любой области пространства, хотя и в этом случае сила и точность действий зависели от уровня их умственного развития. В некотором смысле они были бесплотными духами, борющимися в физическом космосе подобно тому, как шахматисты ведут сражение на шахматной доске или греческие боги сражались на Троянской равнине.

Были и такие вселенные, которые, хотя и обладали физическим аспектом, не имели ничего общего со знакомым нам систематизированным физическим космосом. Физические ощущения существ, населявших эти вселенные, определялись исключительно их воздействием друг на друга. Каждое существо вызывало у своих собратьев чувственные образы, качественные характеристики и последовательность которых определялись психологическими законами воздействия одного разума на другой.

В других вселенных процессы восприятия, запоминания, мышления и даже желания и ощущения настолько отличались от наших, что представляли собой, по сути, образ мышления совершенно иного порядка. О существах, наделенных таким образом мышления, я не могу сказать практически ничего.

Или, точнее, я ничего не могу сказать о совершенно ином психическом устройстве этих существ, но один потрясающий факт могу описать. Ибо какими бы непостижимыми для нас ни были основа и образ мышления этих существ, в одном отношении я их отчасти понимал. Хотя они жили совершенно иной жизнью, в одном отношении они были мне близки. Ибо все эти космические существа, стоявшие на более высокой, по сравнению со мной, ступени развития, относились к своей жизни так, как и мне самому хотелось бы научиться. Какие бы горестные, печальные, болезненные и тяжкие испытания ни подбрасывала им судьба, ее подарки они всегда воспринимали с радостью. То, что такая чистая духовность стала общей для самых разных существ, вероятно, было самым удивительным и вдохновляющим из всех моих космических и сверхкосмических ощущений. Но затем я обнаружил, что мне предстоит еще кое-что изучить из этой области.

3. Окончательный космос и вечный дух

Напрасно мой усталый, измученный ум отчаянно пытался постичь сложные существа, сотворенные, если верить моему видению, Создателем звезд. Его буйное воображение создавало космос за космосом, и каждый космос обладал своим собственным духом, проявлявшемся в бесконечном количестве разнообразных форм; и каждый космос в высшей точке своего развития достигал большего просветления, чем предыдущий; и каждый был мне еще менее понятен, чем предыдущий.

Наконец, видение подсказало мне, что Создатель звезд сотворил свой окончательный, высший и самый сложный космос, по сравнению с которым все остальные вселенные казались лишь осторожной подготовкой. Об этом последнем творении я могу сказать только одно: его органичная структура включала в себя основные черты всех его предшественников и еще многое помимо этого. Он был подобен последней части симфонии, в которой могут звучать основные темы всех других частей, и еще много чего кроме.

Этой метафоры совершенно недостаточно, чтобы выразить всю сложность того высшего космоса. Постепенно я пришел к убеждению, что его связь с каждым предыдущим космосом примерно такая же, как связь нашего космоса с каждым человеческим существом и даже с каждым физическим атомом. Все увиденные мною вселенные оказались чем-то вроде огромного биологического вида или атомов одного элемента. Внутренняя жизнь каждого космоса-«атома» в такой же степени относилась (и в такой же степени не относилась) к жизни окончательного космоса, в какой жизнь клетки головного мозга или одного из ее атомов относятся к жизни человеческого разума. Несмотря на все огромные различия между ступенями этой головокружительной иерархии творений, я чувствовал потрясающее тождество их духа. По замыслу Создателя, венец творения должен был включать в себя общность и абсолютно ясный и творческий разум.

Мой изможденный разум отчаянно пытался хоть как-то осознать формы окончательного космоса. С восхищением и ужасом я увидел лишь краешек невероятно сложного «высшего космоса»: миры плоти, духа и сообщества самых разнообразных индивидуальных существ, достигших высшей степени самопознания и взаимного понимания. Но когда я попытался более внимательно вслушаться в музыку одушевленных бесчисленных миров, до меня донеслись мелодии не только невыразимой радости, но и безутешной печали. Ибо некоторые из этих высших существ не просто страдали, а страдали во тьме. Они были наделены силой абсолютного озарения, но лишены возможности применить ее. Они страдали так, как никогда не страдали существа, стоявшие на более низких ступенях духовного развития. Эти страдания были невыносимы для меня, хилого пришельца из менее развитого космоса. От ужаса и жалости я в отчаянии «закрыл уши» своего разума. Я, ничтожный, бросил своему Создателю упрек, что никаким величием вечности и абсолюта не оправдать такие мучения духовных существ. Я закричал, что даже если те страдания, отголосок которых дошел до меня, были всего лишь несколькими черными нитками, вплетенными для богатства узора в золотой гобелен, а весь остальной космос – сплошное блаженство, – все равно нельзя допускать подобных мучений пробудившихся духовных существ. Какая дьявольская злобная сила, вопрошал я, не просто мучит эти величественные существа, но и лишила их высшего утешения – экстаза созерцания и преклонения, который есть первородное право всех пробудившихся духовных существ?